история повседневности
Империи должны умереть
Кому в Азии жить хорошо?
Империя всегда "великая". Баталии за блеск древнего Рима и широта буддистской империи Индии Ашока постоянно впечатляют романтиков, взирающих на страницы истории. Просто потому что эпохи империй – это времена героев.
Но что если ты живешь уже не в империи? Остается ли она в твоем взгляде на мир? Порой мы это не замечаем, но империи не есть что-то навязанное сверху. Они всегда в нас.
Моя бывшая студентка выложила в инстаграм пост о своем отпуске в российском Крыме. На фото: жара, море, античные руины, молодая пара. Под снимком хэштег: #КрымНаш. У меня возникло недоумение, поскольку девушка аполитична.

- Видимо, - подумал я, - для этого и нужны все хэштеги. Ссылка ставилась для того, чтобы обратить внимание на фото всех тех, кто ставит такую же подпись.

Эта безобидная, лишенная политического подтекста, запись – самый что ни на есть яркий пример империи, которая перекочевала в социальные сети.

Мы сохраняем имперский образ мысли, хотя последняя наша империя канула в Лету более одного поколения назад. Но вот весной 2018 года мы видим по «Первому» как участница шоу «Голос» перепевает цоевскую «Кукушку» на открытии Керченского моста и как зрители радуются тому, что страна вернула земли, которые когда-то были наши. И смысл песни Виктора Цоя, призывающей набраться сил и действовать (пусть даже против сложившейся системы), становится винтиком в риторике оправданий новой империй. Сильная песня в сочетании с харизматичным исполнителем (Ярослава Дегтярева; особенно ребенком) становится таким же невинным проявлением империи как и хэштег в аккаунте моей студентки.
Замечательно комично выражен образ такого хранителя образа империи, которой уже нет, в фильме Алексея Балабанова «Брат-2». Когда братья приезжают в США, герой Виктора Сухорукова не из злого умысла, а просто потому что так ему логично, ведет себя высокомерно не принимая английский язык и вообще носителей не-русской культуры.

- Вы мне, гады, еще за Севастополь ответите! – говорит герой, убивая украинского мафиози.

Вот и ответили.

На Англию непрощальный взгляд
Кто в детстве не восхищался фильмами Тинто Браса про Калигулу, Спартака или Цезаря? Что остается после империй? Культурные или политические связи с предшественниками могут быть напрочь отрезаны, как соцреализм в 1930-ые в советском искусстве порвал с традициями русского буржуазного изобразительного искусства. Но остается сознание людей, выросших на героях империи. Старые «боги» тех храбрецов тоже могут быть забыты, но сами герои остаются среди нас, поскольку хранят связь личной и общей памяти.
Мой любимый пример как образы героев создают что-то новое – это пример индийского (маратхского) разбойника Шиваджи, известного в Средние века своими набегами как на Могольскую империю севера Индостана, так и на соседние индуистские государства. В 19 веке, по словам востоковеда-индолога РАН Евгении Ваниной, образ откровенного разбойника лег в основу освободительной национальной идеологии: «Этот маратхский герой занял ведущее место в пантеоне тех персонажей, которым надлежало вдохновлять индийцев на борьбу против британского колониального владычества».

Настоящие герои с вымышленными биографиями, ровно как и полностью вымышленные персонажи (например, Джавахарлал Неру рассказывал об образе «Матери Индии»), и интересны вычурностью характеров, которой в жизни обычно нет, поскольку обычно человек сложнее какой-то одной единственной идеи.

Однако важнее то, как имперское сознание, наполненное такими героическими хрониками, влияет на общество страны, переставшей быть империей.
Индия, освободившаяся более полувека назад от английского колониализма, превратилась в национальное государство, проповедующее на официальном уровне религиозное, этническое и языковое многообразие. Но национально-освободительное движение, при всех его плюсах, создало единую современную Индию с ее врагами и образом среднестатистического индийца (не жителя отдельного региона Индостана, а именно индийца). В результате мир увидел как в 2002 году в Гуджарате (индийский штат у границы с Пакистаном), индуисты убили около двух тысяч мусульман. Многообразие заменяется уравниванием, ровно как в СССР долгое время не было развито этнографии малых народов, а был портрет среднестатистического советского человека.

Отсутствие единства кастовой системы Индии, о котором еще в середине 20 века писал французский этнограф Луи Дюмон, заменено нивелированием этой особенности страны к модели единого общества потребления.

Индия перестала быть английской колонией в 1947 году. Прошло более полувека, а население поддерживает настрой правительства против Пакистана и Бангладеша, поскольку в сознании индийцев это их историческая территория, это Индия. Но и это немного не верно. При всей возможности фактчека, который дает интернет, массовое сознание продолжает болеть «имперскостью», от которого спасает только то, что районы страны развиты в разной мере, а значит и уравнение индийскости происходило и происходит с разными темпами. Все земли Индии объединила Великобритания, о чем см. здесь. До 19 века единого образа страны Индия вообще не существовало. И это научный факт. Были автономные регионы. А попытки создания империй величиной во весь Индостан были не продолжительными, да и никогда до английского владычества не были такими как мы сейчас привыкли видеть.
Что же говорить про общества, который больше двухсот лет жили в империи, где народ сросся с таким мировоззрением? Например, Россия, которая, считай, только и делала, что переходила от одного имперского проекта к другому с 18 века, и наконец перестала ей быть в 1991 году.
Счастье мое
Насколько способны люди поменять свое мировоззрение? И возможно ли это вообще? Есть разные взгляды. Из самых радикальных, представленных в современной культуре, мне вспоминается ответ режиссера Ларса фон Триера в фильме «Европа», где он доказывает мысль, что поколение даже самых невинных немцев, родившихся в нацистской Германии, должно физически исчезнуть, если мы радеем за рождение действительно новой Европы.

По мере распространения интернета, империя в нашем сознании все больше перемещается в социальные сети хэштегами вроде #КрымНаш, шутливо поставленным моей бывшей студенткой во время отпуска в российском Крыму.
Империя должна умереть, хоть люди в ней счастливы. В первую очередь потому, что она служит своеобразной компульсией, защитным механизмом психики человека от всех тех ужасов, которые сегодня творятся в мире. По сути, разница между постоянным желанием включить телефон и посмотреть ничего ли нового тебе не написали и спасением от новых, нервозных и неоднозначных веяний в России – не велика. В обоих случаях мы просто боимся одиночества перед хаосом новых смыслов и знакомств/открытий.

Нам проще жить в понятном, в вымышленной стране героев, где с молоком матери ты впитал за что сражаются легионеры и почему велик Рим.

Так вот о чем писал Некрасов в своей поэме «Кому на Руси жить хорошо»: как и в провинциальной России, мы ищем в азиатских империях окраины, где лучше живут люди. Но приходишь в ту или иную окраину – и все несчастны. В итоге возвращаешься в свой привычный кабак и понимаешь, что счастье вот здесь в прокуренном таманском вертепе с портретом национального лидера и чек-ином у Крымского моста. Здесь, в центре империи, ты и смиряешься, приговаривая: «Вот оно, счастье мое».
Сегодня включил телевизор – по «Первому» шел концерт. Хор детей в камуфляже пел что-то вроде «Наша армия – самая смелая…» Резника. Мне стало дурно, что детьми манипулируют для поддержания имиджа силовых структур, а в конечном счете – империи, страны, заявляющей о своих силах миру. Синдром страны-гегемона, которая претендует на то, что ей уже почти тридцать лет не принадлежит, поддерживается властью, потому что управляют страной выходцы из советской империи. Однако важнее другое - такие намерения власти имеют широкую народную поддержку (судя по данным явки на последние президентские выборы – 70% россиян избирательного возраста).

Поэтому мы видим, как творчество Виктора Цоя, которое было по своей природе скорее антимилитаристским, мигрирует песней «Кукушка» в военные фильмы, а оттуда в шоу «Голос».

Иосиф Бродский в разговоре с Соломоном Волковым отмечал, что мы сами беремся читать того же Пушкина, забывая про Дельвига, Батюшкова, Баратынского и так далее. Это культурное унифицирующее "бельмо" есть внутри каждого из нас. Другое дело, что Пушкиным можно не кичиться - любить, но идти дальше по пути самосовершенствования.
This site was made on Tilda — a website builder that helps to create a website without any code
Create a website